– Зима вообще будет, или где? – не выдержав, спросил я.
– Будет, будет, куда она денется, – пробурчал Федька, прикуривая от зажигалки. – Еще осточертеть успеет, будешь такой же грязной весны как манны небесной просить.
– Это потом, а пока грязь надоела.
Машина проскочила Советскую до площади Баумана, свернула в сторону реки, на Большевика Проскурина, кто бы это ни был, и затем, выбравшись на Первомайскую набережную, поехала в сторону промзоны, к которой и прижимался местный порт.
У его ворот снова стало довольно оживленно. Выезжали и заезжали какие-то грузовики, через окна было видно, что два местных кабачка, «Якорек» и «Пирожковая» были полны, в самой заводи, уставленной небольшими судами, работал кран, грузивший с палубы какой-то баржи на грузовик штабель серого силикатного кирпича. Там же, на палубе, были видны накрытые брезентом штабеля ребристого шифера.
На КПП нас пропустили легко, стоили Ивану предъявить удостоверение. Затем мы покатили куда-то между складов, дорогу показывал Степаныч, и когда он гордо сказал: «Вот!» – мы очутились на самом берегу, возле длинного причала-понтона, лежащего на бочках. И к этому причалы было пришвартовано десятка полтора моторных лодок разной длины.
Нас, похоже, ждали. Едва «шевролет» остановился, как из маленького обшарпанного флигелька выбежал невысокий усатый мужик в чистом сером ватнике и фуражке-капитанке, принявшийся здороваться со всеми за руку по мере того, как мы вылезали из машины, и каждому представляться:
– Пашкин! Пашкин! Пашкин! Пашкин!
– Здорова, Пашкин, – хлопнул его по плечу Степаныч. – Мы за катером.
– Да это понятно, – хлопнул тот Степаныча в ответ. – Ты ведь просто так, поболтать да рюмку выпить не заедешь, только по делу.
– Да ладно, чего врешь? – оскорбился наш механик. – Две недели назад ты же у меня на дне рождения был.
– Так то я к тебе ходил, не ты ко мне, – попенял Пашкин. – Ладно, глядите на ваш катер.
– Веди уж, – буркнул Степаныч, спускаясь к понтону по деревянным ступеням.
Катер удивил своей некрасивостью и калошеобразным видом. Добротная вроде как посудина метров девяти-десяти в длину, с серыми, шаровыми бортами и грязно-белой рубкой, отличалась задранным носом, сильно сдвинутой вперед высокой ходовой рубкой с большими окнами и продолжавшей ее рубкой пониже, с дерматиновыми лавками вдоль бортов, на которых можно было усадить человек восемь. Затем был небольшой участок открытой палубы, потом люк в машинное отделение, судя по всему, и еще чуть-чуть места на корме.
– Фига… шаланда, полная кефали, – вроде как даже удивился Федька.
– Сам ты шаланда! – возмутился Пашкин. – Называется это «катер обстановочный», понял? Десять человек может взять. На таких ходили навигационные знаки чинить, причем ходили далеко, топлива он много берет. Движок в двадцать пять сил, с управлением и пьяный ребенок справится. «Шаланда»! -передразнил он Федьку.
Пока они там спорили, я огляделся внутри. Простенько, но добротно. Печка есть. Самая обычная, под дрова или уголек. Большой железный штурвал, стоящий вертикально. Спасательный круг на носу. Покрышки на бортах, штуки по четыре с каждой стороны. Да вроде и нормально. Даже переночевать можно, если подальше от Тьмы. И где-нибудь посреди реки, на якоре. Недаром же говорят, что текущая вода тварей отпугивает.
В крыше рубки два люка, так что при желании и с пулеметом высунуться можно будет. Но лучше не высовываться, потому что это ни разу не броненосец. И даже не бронекатер, какой есть, говорят, у сальцевских – серьезная штука.
Федька привычно полез на водительское место, то есть, если уж по-флотски, то на место рулевого. Пашкин пристроился рядом, обучая его всему нужному на ходу.
– Вот сюда жмешь – это «пуск», значит. Это сектор газа, так… тут все написано. А вот те штурвал. Степаныч сказал, что в движках ты разбираешься?
– Разбираюсь.
– Ну и ладно, там движок газоновский, простой как мясорубка, – показал Пашкин в сторону кормы. – Слепой разберется.
– А пьяный ребенок? – уточнил Федька, припомнив метафору.
– И он тоже разберется, – подтвердил Пашкин. – Давай, заводи, чего спишь?
Федька хлопнул всей ладонью по большой бронзовой кнопке-грибку и где-то за спиной глухо забормотал двигатель. Потянуло выхлопными газами.
Иван отвязал лодку от причала, забросив на палубу швартовные концы, крикнул Федьке:
– Давай, поехали!
Федька осторожно сдвинул рукоятку «машинного телеграфа», который лично мне куда больше напоминал сектор газа, вперед, и двигатель зарычал громче, а за кормой вскипел небольшой пенный бурун. Лодка медленно-медленно тронулась с места и Пашкин крикнул:
– Больше газу, а то управляться не сможешь!
– Ага!
Мотор зарычал еще гуще, скорость продолжала увеличиваться. Заплескалась в борт мелкая волна, белый бурун поднялся по носу катера, превращаясь в расходящиеся «усы». За кормой вился сизый дымок.
– А че, нормально! – довольным голосом сказал Федька. – Мне нравится. Прямо-таки кругом нравится. Со всех сторон. Вань!
– Чего? – обернулся к нему Иван, проверявший рундуки под откидными сидениями.
– Надо бы печку испытать.
– Нормальная печка, я проверял, – вмешался Пашкин. – А к завтрему и дров вам сюда подкину, и угля ведерко-другое.
Тут уже меня мысль одна посетила. Ехать ведь нам до Красношахтинска по вихлястому руслу реки не так чтобы быстро, а вообще вся экспедиция может и дня два занять запросто, если не больше, а следовательно, встает новая проблема: